Первый нищий
Ну их, песни!
Лучше отдохнем-ка,
День велик: мы напоемся,
А ты — петь, туда же…
Третий нищий
Это верно. Помолимся,
Да и спать заляжем.
Певцы под деревом заснули,
Спит солнце, пташечки молчат,
А у подвала уж проснулись
И раскопать его спешат.
Копают день, копают два,
На третий едва лишь
Докопалися до стенки,
Ночку переспали,
Караул везде поставив,
А исправник просит,
Никого чтоб не пускали,
В Чигирин доносит
По начальству.
И начальство,
Прибыв, посмотрело
И сказало: «Ломай стены!
Так вернее дело!»
Послушали. Разломали —
И перепугались!
Всё скелеты там лежали,
Словно ухмылялись,
Что опять им видно солнце.
Вот богатство это:
Черепок, корыто, тут же
В кандалах скелеты!
Если б в форменных, тогда бы
Хотя пригодились…
Засмеялись…
А исправник
Чуть-чуть не взбесился,
Нечем ему, вишь, разжиться;
А уж как трудился!
Он и день и ночь старался, —
В дураках остался.
Уж ему бы только в руки
Тот Богдан попался, —
В рекруты его забрил бы,
Не мани обманом
Правительство!! Рвет и мечет.
Словно одурманен.
Яременка [14] в рыло тычет,
Бранью осыпает
Весь народ, да и на нищих
Моих налетает.
«Вы что делаете, плуты!»
«Мы, смотрите, пане,
Распеваем о Богдане…»
«Я вам дам Богдана!
Мошенники, дармоеды!
И песню сложили
Про такого ж мошенника…»
«Да нас так учили…»
«Я научу! Эй, всыпать им!»
Взяли, разложили
Да попарили в царевой,
Непрохладной бане.
Вот какой дала барыш им
Песня о Богдане!!
Так подвал Богданов малый
Тогда раскопали,
А большого подземелья
И не доискались.
Миргород, 1845
«Стоит в селе Субботове…»
* * *
Стоит в селе Субботове
На горе высокой
Надмогилъник Украины,
Широкий, глубокий.
Это церковь Богданова;
Там-то он молился,
Чтоб москаль добром и лихом
С казаком делился.
Мир душе твой, Богдане!
Не так оно сталось:
Царских слуг объяла зависть,
Всё поразоряли, —
Вкруг курганов наших рыщут,
Роют, деньги ищут,
Погреба твои разрыли,
Да тебя ж ругают,
Что они трудились даром!
Так-то вот, Богдане!
И тоскует Украина
Сиротой бессильной!
Вот тебе и благодарность:
Церковь-надмогильник
Даже некому поправить!
Вот ту Украину,
Что в былые дни с тобою
Шляхту задавила, —
Байстрюки Екатерины
Саранчой покрыли.
Так-то ста лося, Зиновий,
С Алексеем дружный!
Всё приятелям ты отдал,
Им-то что же нужды!
Говорят, слышь, что все наше
Искони здесь было,
Только мы сдавали, чтобы
Татарва кормилась
Да поляки!.. Так, быть может!
Пускай и так будет!
Так смеются ж над Украиной
И чужие люди!
Нет, чужие, вы не смейтесь!
Церковь-надмогильник
Рухнет, и тогда над нею,
И доброй и сильной,
Вновь восстанет Украина,
Свет правды засветит,
И помолятся на воле
Невольничьи дети!..
21 октября 1845 Марьинское
НАЙМИЧКА
ПРОЛОГ
Воскресенье утром рано
Поле крылося туманом,
И склонилася в тумане,
Словно тополь, на кургане
Молодица молодая.
Что-то к сердцу прижимает,
Горько плачет, причитает:
«Ой, туман мой, ненастье!
Мое горе-злосчастье!
Отчего меня не скроешь
От беды-напасти?
Что меня ты не задавишь
И в землю не вдавишь?
Отчего мне тяжкой доли,
Веку не убавишь?
Нет, не дави, туман белый!
Укрой только в поле,
Чтоб не знал никто, не видел
Горькой моей доли!..
Я не одна: есть у меня
Отец и мать в хате…
Есть у меня… туман белый,
Туман милый, братец!..
Есть сыночек некрещеный,
Сынок мой родимый!
Не я тебя крестить буду
На горе, любимый.
А чужие крестить будут,
Я и не узнаю,
Как звать сына… Дитя мое!
Богатой была я…
Не брани! Молиться стану,
Слезами своими
Счастья вымолю у неба
Для тебя, родимый!»
Пошла полем, рыдаючи,
В тумане таилась,
И сквозь слезы тихонечко
Запела уныло,
Как вдова в Дунае синем
Детей схоронила:
«У кургана-могилы
Вдова в поле ходила,
Там ходила, гуляла,
Яду-зелья искала.
Яду-зелья не нашла,
Двух сыночков родила,
Китаечкой повила
И на Дунай отнесла:
«Тихий-тихий Дунай!
Моих деток забавляй.
Ты, песочек, их прими,
Моих деток накорми!
Накорми, успокой
И собою укрой!»
вернуться
14
Казака Яременко гумно на том месте, где стояли Богдановы палаты. (Прим. Т. Шевченко.)